М. А. Эсамбаев

Сложно найти на земле людей, которые не знали бы или не слышали об этом уникальном чеченце, родившемся в селении Старые Атаги в первой половине прошлого века. О его биографии и успехах известно многим, они доступны. Я желаю поведать о том, как и где познакомился с ним впервые, каким его знал и каким запомнился.

Махмуд Алисултанович Эсамбаев долгие годы танцевал ведущие партии в Киргизском театре оперы и балета, он был любимцем местной публики, а позже стал всемирно признанным танцором и, смело можно сказать, любимцем людей планеты Земля. Вспоминая годы, проведенные в Киргизии, М. Эсамбаев скажет: «Я благодарен киргизскому народу за то, что он на протяжении 12 лет давал мне возможность познать искусство балета. Я не могу вспомнить ни одного плохого дня в Киргизии». Махмуд был первым танцором, которому присвоили звание Народного артиста Киргизской ССР. Уже с 1957 года М. Эсамбаев являлся солистом Чечено-Ингушской филармонии.

Его мастерству рукоплескали на всех континентах. О его человеческих качествах, готовности прийти на помощь каждому нуждающемуся человеку знали все в Чечено-Ингушетии, СССР и не ошибусь, если скажу — знали в мире. Его человеколюбием восторгалось большинство известных артистов Советского Союза, которым он помогал в решении разных бытовых и служебных вопросов. Такое стало возможным не только потому, что он был депутатом Верховных Советов Чечено-Ингушской АССР, РСФСР, СССР, а благодаря природному таланту, мягкости характера, умению понимать, слышать и дружить с людьми. Махмуд имел много друзей-поклонников среди советско-партийной элиты некогда великой страны, и они шли навстречу его просьбам. Но даже при этом он никогда не просил за себя, всегда для коллег по работе, для своих избирателей. Подтверждением тому служит то, что сам он в Москве жил в однокомнатной квартире, о чем есть множество свидетельств его друзей.

О гостеприимстве в доме Махмуда Алисултановича, как в Грозном, так и в Москве ходят легенды. Он искренне, сердечно и с теплотой принимал не только знакомых, но даже совершенно неизвестных ему людей, что нуждались в его помощи или поддержке.

Как об этом рассказывает Народный артист Российской Федерации Юрий Михайлович Антонов и другие коллеги и друзья знаменитого чеченца, у Махмуда Алисултановича собиралось такое количество людей, что ему самому приходилось ночевать на полу, подстелив одно одеяло. Без сомнения, эти черты он впитал от родного народа, который был ему дорог, и прославлению которого он посвятил всю свою жизнь.

Чечено-Ингушская филармония была одной из ведущих в СССР. Ее популярности способствовало то, что во главе филармонии стояли люди одаренные, талантливые организаторы, болеющие как за искусство, так и за порученный участок работы. Особенную известность филармония получила, когда ее возглавил советский и российский писатель, поэт-песенник, член Союза писателей России Муса Баутдинович Гешаев, позже ставший Заслуженным деятелем искусств Чечено-Ингушской АССР, академиком Академии наук Чеченской Республики. Рад тому, что хорошо знал его, его брата Ису Баутдиновича, работавшего там же, и что имел счастье быть полезным им, как в личном плане, так и по роду их служебной деятельности. Дело в том, что в том же Ленинском районе города Грозного я руководил паспортной службой, и у филармонии часто возникали вопросы, решить которые следовало нам.

Но это все случится много лет спустя, а пока вернемся в прошлый век, в прекрасную республику под названием Киргизская ССР и ее столицу Фрунзе, где жили добрые и щедрые душой люди. Здесь, обучаясь в начальной школе, я впервые услышал имя Махмуда Эсамбаева, о котором взрослые с восторгом и радостью рассказывали друг другу. Причем о нем рассказывали не только чеченцы, но и киргизы, русские, украинцы, евреи, немцы.

Мне сразу показалось, что речь идет о киргизе, по той причине, что рядом с нами жили старики, которых звали Бутумбай, Сагымбай, Болотбай, а еще и потому, что в этом прекрасном народе было сословие баев, то есть богатых людей. Я подумал, что и Эсамбаев скорее тоже один из отпрысков киргизских баев.

Когда я спросил о нем у своего отца, то узнал, что он никакой не киргиз, тем более не бай, а чистейший чеченец, родом из того же села Старые Атаги, где родился и Муслим Магомаев-старший. До выселения народа, еще 17-летним юношей, Махмуд начал выступать на передовой перед воинами, сражавшимися с немецко-фашистскими захватчиками. Эту информацию отца я запомнил и с гордостью стал делиться ею со своими друзьями разных национальностей.

В годы восстановления нашей республики первыми на историческую родину были возвращены работники искусства, Махмуд был в их числе. Он стал солистом Чечено-Ингушской филармонии, где судьба свела его с моим дядей Лорсановым Сайпудином, диктором республиканского радио. Махмуд умел оценить творческий талант человека и после короткого знакомства стал называть дядю чеченским Левитаном. Надо признаться, что талантом Сайпудин Мидаевич, несомненно, обладал. Дядя мой был уникален еще и тем, что являлся первым и, думаю, единственным чеченцем, письмо которого дошло лично до Первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева, и по указанию которого он получил квартиру в трехдневный срок. Вряд ли такое повторилось с кем-либо еще.

В 1959 году дядя прислал мне письмо и фотографии ансамбля песни и танца «Вайнах». Он писал, что во Фрунзе с гастролями едет Махмуд Эсамбаев, просил, чтобы я предупредил старших и чтобы мы обязательно посетили его концерт. От меня требовалось подойти к Махмуду и сказать, что я племянник Сайпудина.

Сейчас несколько сложно представить, что ученик восьмого класса глухой деревенской школы может свободно подойти и познакомиться со старшим и всемирно известным человеком, как это сделал я. Но в те годы мы были воспитаны так, что каждый старший чеченец тебе был дядей, каждая старшая чеченка была тетей. В твою обязанность входило слушаться и почитать их. В их обязанность входило никогда не оставлять тебя в беде и заботиться, как о родном сыне и дочери.

Именно так тогда наш народ и жил. Именно потому он и вернулся единым, спаянным и устремленным для достижения высот в науке, культуре, спорте. У людей того времени тяга к знаниям была высока, желание служить народу — искренним. Каждый на своем участке беззаветно трудился ради народа. Однако это состояние видели не только мы, но и откровенные враги, которым образование чеченцев было словно ножом в сердце. Они начали борьбу за разложение нашего единства, борьбу с нравственной чистотой, с моральными устоями и религией.

Эти тайные и явные враги были хорошо организованы. Верхушка их заседала в кабинетах обкома партии. О них, с указанием фамилий и должностей, пишет В. Ф. Русин в книге «Моя жизнь с чеченцами и ингушами». Должностями и подачками они совратили отдельных руководителей из нашей среды. А, как известно, рыба портится с головы. На фоне всего происходящего вокруг нас Махмуд Алисултанович Эсамбаев оставался настоящим чеченцем и благородным человеком, всегда стоявшим на защите интересов чеченцев, ингушей. Не потому, что они одной нации с ним, а потому, что их незаслуженно обижают. Дала декьалавойла иза а, массо цунах тер верг а.

Разумеется, пойти на концерт один, без взрослых, я не мог. В те годы 15-летние юноши не были самостоятельны, как нынешние. Без разрешения и без сопровождения старших молодежь в путешествие не пускалась. Работавшие в колхозе чеченцы обратились к руководству, и нам выделили транспорт. Старшими у нас были Магомаев Умар и его брат Ваха. С нами пожелали поехать несколько односельчан — русские и киргизы, в общей сложности десять человек.

Мы знали, что в нашем случае, не имея ни единого билета, не будучи уверенны, сможем ли увидеть и поговорить с Махмудом, на место следует прибыть как можно раньше. К тому же мы были не единственными, кто желал попасть на концерт. Во Фрунзе приехали даже чеченцы, жившие в Алма-Ате. Поклонников в Киргизии, Казахстане у М. Эсамбаева было много, потому ожидать, что будут свободные места, не стоило.

До начала концерта видеть Махмуда нам не удалось, но он оказался очень предусмотрительным человеком и дал команду своей администрации пропускать в зал каждого, кто пожелает. Особенно не должны остаться вне зала чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы – одним словом, все, кто был депортирован советской властью в Среднюю Азию.

Старшим из нас нашли стулья, молодым пришлось стоять вдоль стен. Но какое это было удовольствие! Какое счастье было видеть, что переполненный образованными и достойными людьми зал, рукоплещет твоему земляку, чеченцу. Меня переполняло чувство гордости по причине того, что я есть неотъемлемая частица нации, не падающей духом, здравствующей и готовой процветать, несмотря на все чинимые ей трудности. Особенно подкупало то, что народ осознавал свою принадлежность к единой нации и на деле был сплочен.

Ведущей концерта была знаменитая советская актриса театра и кино Зинаида Михайловна Кириенко, которую с тех пор я полюбил и почитал. Она очень тепло рассказывала о творческом пути Махмуда Алисултановича, о его репертуаре. Не без основания я считал, что это невозможно было сделать, если не питаешь уважения как к личности Махмуда Эсамбаева, так и ко всему народу, к которому относился великий танцор. Позже я узнал, что так оно и было. З. М. Кириенко была признательна нашей столице Грозному за то, что встретила здесь человека, с которым связала свою судьбу.

Сам концерт произвел на меня неизгладимое впечатление. Так получилось, что я стоял поодаль от своих товарищей, и когда Махмуд танцевал знаменитый танец «Макумба», мало сказать, что я был потрясен, я был напуган происходящим на сцене и атмосферой в помещении. Мертвая тишина зала, неслыханная доселе музыка, страстные движения шамана, жертвующего собой ради спасения людей, все это сначала унесло меня в далекую Бразилию, а когда действие завершилось,  включили свет, я с превеликой радостью почувствовал себя в безопасности. Однако долгие месяцы не мог избавиться от того ощущения, в которое вверг меня этот танец.

Позже я узнал, что был не единственным, на кого так сильно танец повлиял. Спустя годы прочел в книге Р. М. Нашхоева «Чародей танца» статью В. Гончарова, помещенную в газете «Известия» от 3 февраля 1961 года. В ней автор писал: «Сообщение об этом необычном случае передало московское радио в последних известиях. Затем с помощью Агентства печати новости Советского Союза эта история облетела мир.

В мае 1964 года во время гастролей в городе Херсоне студенты и преподаватели Херсонского культурно-просветительного училища попросили Эсамбаева прийти к ним в гости.

Встреча проходила непринужденно и интересно. Вопросов было много, а один даже в письменном виде:  «Стоит ли учиться танцевать немому?».

Махмуд удивился, но все же ответил:

— Безусловно, стоит, ибо танец красноречивее слов — его понимают все. И, простите, почему так официально — не устно, а письменно?

Один из преподавателей разъяснил:

— Это спросил один из наших лучших студентов хореографического отделения Анатолий Барыгин. Анатолий — немой».

Махмуд пригласил этого юношу на концерт и то, что случилось после окончания танца «Макумба», автор описывает так: «Стояла абсолютная тишина, будто зал был пуст: люди приходили в себя. Наконец загремели аплодисменты. И тут с верхнего яруса раздался крик:

— Махмуд! Голос!..

Это кричал Анатолий Барыгин. Пережив сильное нервное потрясение, он вновь обрел голос». Позже юноша стал солистом ансамбля «Веснянка», на фотографии подаренной им М. Эсамбаеву значилось «Дорогому моему исцелителю… ».

На концерте во Фрунзе я узнал и будущего Народного артиста СССР Бориса Федоровича Андреева. Узнал потому, что он играл роли в любимых фильмах советских людей «Максимка», «Котовский», «Кубанские казаки». К тому же после концерта, когда основная часть зрителей ушла, в зале остались все земляки Махмуда и его коллеги по артистической деятельности. Возможно, среди них был кто-то еще из известных артистов страны, но Б. Ф. Андреев был из тех, которого просто невозможно было не узнать.

М. Эсамбаев явился инициатором замечательной и очень полезной традиции. Где бы он ни гастролировал, он через свою администрацию находил и приглашал на концерты всех своих земляков, независимо от национальности. После концерта оставался с ними и проводил беседу воспитательного характера. Позже эту добрую традицию переняла талантливая певица, солистка Грозненской филармонии Нина Татьянченко.

После концерта во Фрунзе мне посчастливилось присутствовать еще на трех его концертах, где состоялись такие встречи. Сначала это случилось в городе Уфе, когда я служил в рядах Советской армии. Кроме нас, солдат-срочников, Махмуд пригласил и наших командиров, а потом всех нас напутствовал, чтобы хорошо служили и были примерными солдатами. Что интересно и очень меня удивило, когда я представился ему, он сказал, что помнит меня по городу Фрунзе, как племянника Лорсанова.

Третья встреча была в Ленинграде, когда я находился на курсах повышения квалификации. Последняя встреча состоялась в нашем общем с ним родном городе, Грозном. Кроме концертов, я имел счастье видеть и общаться с ним в простой и непринужденной обстановке.

Какого труда стоило М. Эсамбаеву пробиться на всесоюзную сцену, даже с учетом его выдающихся природных данных, можно только догадываться. Мало кто знает, что, выступая на передовой в годы войны, рядом с Махмудом разорвался снаряд и осколок попал в ногу танцора. Выступление он закончил, но уже за кулисами потерял сознание, и ему сделали операцию. Военный хирург сказал ему, что ногу спасти удалось чудом, но танцевать он уже не сможет. Как получилось на деле, мы с вами знаем. И это благодаря титаническому труду и огромному его желанию танцевать.

Уже стоя на вершине славы, шагая по земле с высоко поднятой головой, он никогда не задирал нос. Он помогал всем молодым, никому не известным начинающим талантам, к какой бы национальности они не относились. В число его друзей входили главы государств, многие великие мировые и советские хореографы, артисты, певцы, политические деятели, инженеры, врачи, космонавты. Наряду с ними он поддерживал добрые отношения с простыми людьми, своими односельчанами. Ему неважно было, какую должность имеет человек, главная должность, которую он ценил и признавал, была «должность» настоящего Человека. С высокомерными и кичливыми людьми он отношения не поддерживал, тем более не любил необъективных руководителей, какого бы уровня они не были.

Заботливые и теплые слова великого артиста в адрес русских, украинских, грузинских, армянских, еврейских поселенцев США, Канады, Франции, Германии сделали Махмуда их любимцем. В Турции, Иордании — его полюбили все тюркские народы, чеченцы, черкесы, некогда вынужденные покинуть свои земли. В республиках Средней Азии он был свой человек, который не нуждался в представлении.

Он знал, какие слова нужны каждому его новому знакомому, и не жалел этих приятных слов. Каждый, знавший его, считал, что именно к нему Махмуд Алисултанович относится с особой теплотой. Он умел достучаться до сердец своих поклонников. М. Эсамбаев оставался постоянным спутником жизни многих людей, даже на расстоянии оказывая благотворное влияние на них.

Уверен, многие из нас слышали и знают, с какой любовью к людям он вел свои беседы, как легко ему открывались человеческие сердца. В нем не было ни желания понравиться, ни желания выпятиться; было желание достучаться до сердец зрителей и слушателей своими танцами, своей искренностью, своей любовью к людям. И это ему легко удавалось.

Можно смело утверждать, что в своем развитии М. Эсамбаев поднялся выше всяких условных границ, ограничивающих людей по национальному признаку, по отношению к стране, к религии. Это был Человек мира, для которого одинаково дороги были все народы земли, и он посвятил свою жизнь ради их сплочения в благих делах. В то же время Махмуд всегда знал свое происхождение, всегда питался энергией родной земли и родного народа.

В Чечено-Ингушетии он мог подойти и заговорить с каждым, кто встретится ему на пути. В 1965 году, будучи студентом Чечено-Ингушского государственного педагогического института, я шел во Дворец пионеров. Прямо напротив бывшего здания обкома партии навстречу мне в белом костюме, в знаменитой папахе на голове шел Махмуд. Он не просто шел, он словно парил по воздуху, так легок и грациозен был его шаг: визитная карточка, известная в мире. Одно то, что я имею возможность просто на расстоянии видеть этого светлого человека, радовало меня, уверен, и других людей тоже. Его лицо всегда светилось добротой, а улыбка очаровывала каждого.

В этот раз, сравнявшись с ним, я поприветствовал его и приобнялся. Представившись, я поинтересовался его делами и спросил, могу ли быть ему чем-то полезным. Он поблагодарил меня и после короткой беседы мы распрощались. На некотором расстоянии от него шла группа любопытствующих зевак, которые восторгались им и одновременно стеснялись подойти и заговорить.

Летом 1976 года мой друг Султан Гичаев, заместитель начальника райотдела Надтеречного РОВД, позвонил мне и сказал, что к ним в гости едет Махмуд Эсамбаев, и пригласил меня на эту встречу. В эти дни Махмуд отдыхал на родине и решил навестить своих друзей. Приехал он на своей Волге, за рулем которой был Адам Хучиев, муж его дочери Стеллы. Мы сразу поехали к реке за селом ЧIуьлга-Юрт (Знаменское) и расположились под ветвистыми деревьями у самого берега.

Здесь уже заранее были люди, которые готовили наваристую шурпу, уху из лосося, шашлыки разных видов и множество другой еды, вплоть до черной и красной икры. Среди большой и дружной нашей компании несколько человек были мне знакомы: кроме Султана здесь были Ваха Сибиров, председатель районного суда; Ахмед Джанхотов, директор винзавода; Хусейн Сайдулаев, директор школы и постоянный тамада на всех застольях. Все было просто замечательно, пока не стало вечереть. С наступлением сумерек на нас двинулись полчища комаров, да таких злых, что кусали даже через одежду. Я обычно видел этих созданий кружащих возле себя, прежде чем кусать, а тут прямым ходом врезались в плоть. Мы пытались подействовать на них дымом, но чем больше темнело, тем многочисленнее они становились. В итоге мы сдали свои позиции кровопийцам и уехали на квартиру к Вахе Сибирову.

Молодежь, что обслуживала нас, привезла нам яства, и мы до утра приятно провели время. Махмуд источал позитивную энергию, с ним было легко и весело, его остроумию и юмору не было конца. Он нам рассказывал о разных случаях, происходивших с ним во время гастролей по миру. Однажды в Канаде его пригласили в гости к местным аборигенам, там к нему обратился вождь индейцев, произнеся на украинском языке «Здоровеньки булы». Оказалось, что он сын украинского эмигранта, который женился на индейской девушке, а позже стал вождем их племени.

В другой раз, приехав задолго до концерта к отведенному им залу, он увидел вдали группу мужчин и сразу сказал своим сопровождающим, что это чеченцы по национальности. Все были удивлены, ибо в этой стране у них был первый концерт, и Махмуд никого здесь не знал. Когда у него спросили, как он их определил, Махмуд ответил: «Я определил по тому, как они стоят». Оказалось, что мужчины стояли, держа руки на пояснице, подбоченясь. В годы депортации и позже эта поза была популярна среди чеченцев, у других народов ее почти не было.

В книге Руслана Нашхова «Чародей танца» приводится момент выступления танцора в Аргентине, в городе Буэнос-Айресе. В один из вечеров в номер Махмуда позвонил портье и сказал, что внизу его ждут чеченцы. Выйдя к ним, он сразу спросил на чеченском языке (далее цитирую)

— Шу нохчий дуй? (Вы чеченцы?)

— Махмуд, брат, мы по-чеченски не понимаем, — волнуясь, ответил один из них. — Мы четверо — осетины, вот эти шестеро — азербайджанцы, а эти двое — кабардинцы. Наш большой друг чеченец жил недалеко отсюда. Он, бедняга, недавно умер, так и не дождавшись встречи с земляками.

Часа три продолжалась беседа. Разными путями попавшие сюда, они спрашивали о родных местах, о том, как живут люди в СССР. Махмуд рассказывал о расцвете экономики и культуры советского Азербайджана, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии и Чечено-Ингушетии.

— Брат, не привез ли ты хоть горсть земли с родного Кавказа? — со слезами на глазах спрашивали они.

— Я не думал об этом. Я же улечу обратно на эту землю. Да и не ожидал я, что встречу вас так далеко.

Старший из эмигрантов, волнуясь, говорил:

— Извини, Махмуд, у нас, кавказцев, ведь мужчины не плачут, даже когда умирает мать или отец. Но мы потеряли самое дорогое — родину. Чтобы это понять, надо пожить на чужбине. Не дай Аллах тебе этого. Человек без родины, даже если он богат, — самый нищий, самый несчастный человек на земле. Ты нас прости, что столько задержали тебя, извини, если будем приходить. Мы видим в тебе лучшего сына наших народов, ты частица нашей родины, и нам с тобой радостно, как будто мы на Кавказе».

Наша компания долго засиделась у В. Сибирова. Мало кто ел, мало кто пил – все зачарованно, боясь пропустить слово, слушали человека, который объездил весь мир. Уже перед самым рассветом Махмуд, Адам и я вернулись в Грозный. Мы отвезли сначала Махмуда на квартиру, потом Адам отвез меня.  

Следующим вечером С. Гичаев, А. Джанхотов, Ш. Гавгаев, М. Ганжуев, А. Эштиев, я и еще несколько человек проводили М. Эсамбаева в Москву. В этот раз он поехал на поезде Грозный — Москва. Это была предпоследняя моя встреча с чародеем танца.

Последняя встреча с ним состоялась во время его концерта в родном Грозном в 1984 году. После концерта мы с Саидом Бердукаевым, администратором филармонии, пошли домой к Махмуду на улицу Красных фронтовиков, где нас потчевала вкусной едой его супруга Нина Аркадьевна.

Через короткое время Султан Гичаев был назначен начальником паспортной службы республики. По его настоянию я перешел к нему в отдел, а в начале 1983 года возглавил паспортное отделение Ленинского РОВД. Мне очень приятно, что паспорт М. А. Эсамбаева в папахе был выписан мною, именно его он и показывал, выступая на телевидении.

Махмуд Алисултанович с честью носил чеченскую папаху. Он обладал высочайшей культурой, богатым внутренним миром, до последних дней своей жизни делал добро и потому оставил яркий след на земле. Он прославил не только свой народ, но и все народы СССР, отдавая дань уважения каждому. На протяжении всей жизни в нем не просто наличествовали, а бушевали лучшие человеческие качества – доброта, щедрость, человеколюбие, умение общаться с людьми. Он поистине был любимцем народов, ибо сам всей душой любил всех. Память об этой ярко пылавшей звезде останется на века.

В 1996 году я с семьей был в Карловых Варах. Прогуливаясь по набережной, знакомясь с разными источниками питьевой воды, я стоял, засмотревшись на идущую туристическую группу. Ко мне подходит мой сын Ризван и просит зайти с ним в один из ювелирных магазинов. Он уже был в этом магазине и, увидев целый стенд подборок фотографий Махмуда Эсамбаева, решил показать их мне. Заведующим магазином оказался некий Влади, серб по национальности. Он знал М. Эсамбаева по его гастролям в Югославии, но лично с ним не встречался. После развала страны серб переселился в Чехию и открыл в Карловых Варах магазин ювелирных изделий. Однажды осенним днем, находясь в магазине, увидел вошедшего в магазин человека в папахе. Влади узнал его и застыл в немой позе, не веря своим глазам. Махмуд Алисултанович сам первым заговорил, помог ему справиться с волнением, а спустя пять минут они уже говорили, как давние друзья. Пока М. А. Эсамбаев находился в Карловых Варах, они часто встречались, а перед отъездом Махмуд подарил Влади коллекцию своих фотографий. Именно из них тот сделал фотостенд и с удовольствием рассказывал каждому желающему о своем знаменитом чеченском друге.

Видя Махмуда Алисултановича Эсамбаева всегда элегантным, источающим радость и энергию, воодушевляющим окружающих своим оптимизмом, у некоторых людей могло сложиться ложное впечатление, что он жил в полной беспечности. Как глубоко ошибались эти люди!

В качестве свидетельства приведу одну жизненную ситуацию Махмуда, а значит и всех нас, ибо в таком положении были мы все. Чтобы избежать подобных явлений, народ обязан стремиться к знаниям, быть грамотным, духовным, единым, сплоченным. Люди без образования, люди, которые устремились к обогащению любым путем, непременно потерпят ущерб. Если сегодняшние чеченцы забыли все, что над ними творили, и проявляют безразличие к собственному этносу, значит, мы недостойны иной участи. Если нас волнует только свой дом, своя семья, если мы прячемся от народа за высоким забором, то нам следует ждать очередной беды. В таком случае мы позорим своих отцов, дедов, прадедов тем, что отходим от главного их принципа – спаянности и сопереживания за каждого из нас.

Когда в 1944 году выслали наш народ, Махмуд находился на гастролях в Пятигорске. Его могли оставить там же. Но он пожелал быть с народом и сам уехал в ссылку. Какие мучения и страдания он перенес в Средней Азии в поисках своих родителей, трудно представить. У него не было ни крыши над головой, ни постоянной работы, ни единой знакомой души, к кому бы он мог обратиться за помощью. Но в то же время он не был один, ему всегда помогали чеченцы, жившие рядом, хотя и сами были так же бесправны, как и он.

Махмуд долго не мог найти родителей. Лишь спустя почти два года, благодаря тому, что к его горю подключились живущие в разных местах чеченцы, он узнал, что на станции Мерке есть семья, носящая фамилию Эсамбаевы. Махмуд добился разрешения в спецкомендатуре на поездку и сразу выехал туда. На месте ему помогали киргизы, жившие в глухой, почти заброшенной деревне, где стояло несколько деревянных сараев. Одна из здешних семей заботилась о больном старике.

В 2011 году в свет вышла книга А. Н. Мусаева «Махмуд Эсамбаев». Вот как автор описывает встречу отца и сына: «Брошенные дома были те самые кривые сараи, которые увидел Махмуд, разглядывая полустанок. В одном из них, кое-как приспособленном для жилья, на сбитой из досок лежанке, под кучей старой одежды и тряпья лежал истощенный старик, в котором Махмуд не сразу узнал своего отца — гордого красного партизана.

— Дада…, — прошептал Махмуд и заплакал.

Алисултан долго смотрел на него слезящимися блеклыми старческими глазами. Постепенно в них появлялось узнавание.

— Махмуд…, — прошептал он. — Сынок мой…, — и прикоснулся к нему высохшей желтой рукой, словно желая убедиться, что это не сон. — А мама-то наша… нана Бикату… она ведь умерла…».

Человек, сражавшийся за установление этой власти, с неимоверными трудностями добывавший себе пропитание, постоянно и без всяких оснований притеснялся ею. Загнанный в морозные степи Средней Азии, лишившись близкого человека — своей жены, страдая от того, что не знает о судьбе единственного сына, он лежал в этой глуши, даже не сопротивляясь болезни. Жизнь потеряла всякой смысл, и уход в небытие казался лучшим исходом.

Оба едва справились с волнением. Это был момент, когда было не стыдно показать слезы на глазах. Они плакали не от жалости к себе лично. Это были слезы по всему народу, что ежедневно умирал по пути движения эшелонов. Это были слезы по тем трупам родного народа, что солдаты выбрасывали в снег: одних на ходу, других на стоянках. Это были слезы по их плоти, что поедали одичавшие собаки, чьи кости открыто лежали на земле.

Другое потрясение Махмуда настигло в городе Фрунзе, когда он уже был женат на красавице Нине Ханумянц, приехавшей во Фрунзе из города Баку. Нина окончила медицинский институт и лечила в госпитале раненных бойцов. Махмуд к этому времени был известным солистом в театре, его популярность и известность росли. Но, как и бывает с одаренными людьми, он забыл, что он спецпереселенец и обязан ежемесячно отмечаться в комендатуре, а за это «преступление» было предусмотрено 25 лет каторжных работ.

Комендант не знал, что такое балет «Лебединое озеро», тем более не желал знать, кто такой Злой гений, потому как сам был во много крат злее того, кто в балете. После недолгих разбирательств «преступника» направили на каторгу, а от его супруги потребовали отказаться от него. Но ни пристрастные допросы, ни удержание ее в сыром подвале не сломили Нину и как только ее выпустили, она написала письмо Сталину. Видно так распорядилась судьба – письмо дошло до адресата, и Махмуд был освобожден.

Этот случай дает нам знать, как важно, когда человек имеет образование и знает, как поступать в различных ситуациях. Будь на месте Нины Аркадьевны другая, она, без сомнения, плакала бы, жалея себя и мужа, но чем ее слезы могли помочь ее супругу? Потому Махмуд и говорил, что не будь его супруги, « … то можно с уверенностью сказать, что великого Махмуда Эсамбаева вы бы никогда не узнали» (книга А. Мусаева «Махмуд Эсамбаев»).

Безвинные страдания отца и сына должны были заставить людей, творящих зло, подумать и остановиться. Это ведь по их вине гибли люди, честно служившие этому государству, честно выполнявшие долг перед отечеством. Но как укоренилось это самое зло в России! Сколько безжалостных людей появилось на этом пространстве, которым нет дела ни до своих родителей, а тем более до народа. Зло вошло во все поры общества, поднялось до небес и вгрызлось вглубь земли, до самой ее оси.

Дьяволам во плоти, правившим страной, мало было тех страданий, что Махмуд перенес в молодые годы. В конце жизни они решили повторить над ним то же самое, развязав заказную войну на его родине. Какими глупыми должны быть люди, не ведающие, что война не нужна была ни русскому, ни чеченскому народам, и что ее целью было их отвлечение от захвата жуликами заводов, фабрик и недр страны.

Разрушив до основания дом, растащив все, что годами для потомства, для будущих поколений собирал и копил Махмуд Алисултанович, они оставили его без материальной памяти. Люди, ввергнувшие страну в хаос, без сожаления уничтожили все, чем жил всемирно известный человек; своими делами, своими словами, своими мыслями, своей улыбкой и даже своим молчанием столько добра свершивший стране и людям.

Как чтили и как любили М. Эсамбаева, можно судить даже по одному отзыву Б. Алибасова из той же книги А. Мусаева «Махмуд Эсамбаев». Автор приводит слова Бари Каримовича, где он говорит: «Я стал артистом благодаря Махмуду Эсамбаеву. С этим образом всю жизнь жил, для меня идеалом всегда был Махмуд, для меня это была божественная, легендарная личность. Я даже не помышлял о том, что когда-нибудь буду с ним знаком, что когда-нибудь я смогу сказать ему слово и услышу его ответ. Куда бы мы ни приезжали на гастроли, если там месяцем или неделей раньше был Махмуд, то всегда оставался шлейф легенд о переполненных залах, о фантастической его программе, о необыкновенном его гостеприимстве. Легенды постоянно сопровождали гастроли Махмуда и на моих глазах делали его божеством. Никогда, ни разу за всю свою гастрольную жизнь — а я много разного и часто плохого слышал об артистах гастролирующих, думаю, что и обо мне немало рассказывали гадостей — никогда, нигде ничего подобного не слышал о Махмуде…».

Вспоминая своего старшего друга и попечителя телеведущий, журналист, общественный деятель Березин В.А. (Ваха Исламов) вспоминает: «Великий Махмуд Эсамбаев – мой любимый учитель в профессии и жизни – как-то сказал: «Володя, если я умру, то завещаю тебя Кобзону – он мой младший брат. Учись у него, спрашивай, если будут вопросы, обращайся, когда возникнут проблемы». Подобную отеческую заботу Махмуд Алисутанович проявлял ко всем людям.

Народный артист Российской Федерации Ю. М. Антонов, будучи в опале в Москве, работал солистом Чечено-Ингушской филармонии с 1983 по 1986 года. В этом ему содействовали Махмуд Алисултанович Эсамбаев и Муса Баутдинович Гешаев, заместитель директора филармонии. В трудную минуту они пришли на помощь Юрию Михайловичу и далее способствовали получению им звания Заслуженного артиста Чечено-Ингушской Республики. До этого подобная ситуация сложилась и с Народным артистом СССР И.Д. Кобзоном.

За три года своего пребывания солистом нашей филармонии Ю. Антонов побывал с концертами во всех городах Северного Кавказа. С ним на гастроли часто выезжали чеченские артисты и мой брат Салах, работавший администратором республиканской филармонии. У чеченских ребят, что ездили с Ю. Антоновым по гастролям, сохранилась фотография, снятая перед зданием Грозненской филармонии.

На снимке (слева направо) Салах Асхабов, Эмильхан Шерипов, Юрий Антонов, Майрбек Исрапилов.

Без сомнения, война на его родине подкосила здоровье М. Эсамбаева. Он видел и ощущал на себе очередные страдания родного народа. Даже будучи тяжело больным, пытался облегчить его участь. Имея столь высокий авторитет среди достойных людей, он был бессилен в борьбе со злом и пособниками дьявола. Не сомневаюсь, что каждый получит по заслугам: одни проклятье на земле и наказание в вечном мире, другие станут примером для живых и обитателями рая.

Имя великого чеченца, Человека Мира, Махмуда Алисултановича Эсамбаева вечно будет жить в памяти человечества, ибо жизнь его прошла в каждодневном служении ему. Дала декхалавойла хьо, тха ваша Махьмуд.

Не могу не заметить упущения работников Чечено-Ингушского телевидения. Ими мало снято фильмов о наших известных людях. Те редкие, что появились о М. Эсамбаеве, были не столько заслугой телевидения, сколько личной инициативой основателя национальной кинематографии, члена Союза кинематографистов СССР, Народного художника России, скульптора И. В. Татаева. Акцентирую на этом внимание потому, чтобы хотя бы в наши дни, когда появилась удобная и замечательная аппаратура, мы не забывали увековечить память наших ученых, врачей, писателей, поэтов, художников и других известных личностей.

Заключая повествование, мне хочется сказать несколько слов ныне живущим. У знаменитых и талантливых людей всегда есть завистники, тем более у таланта, вышедшего из чеченцев. Некоторые люди, сами ни к чему полезному не способные, желают дать о себе знать хотя бы сплетнями о ком-либо из известных личностей. Уродство таких лиц и уровень познаний известны многим, но не хотелось бы, чтобы у молодых и не ведающих сути возникли сомнения. Прекратите сплетни, не достойные человека. Кроме вашего уродства, они ни о чем другом не говорят. У христиан сказано: «Не суди, да не судим будешь». В исламе гыйбат — хула, поклеп — считается самым порицаемым деянием. В Коране и хадисах Пророка Мухаммада (да благословит его Аллах и приветствует) понятие гыйбат сравнивается с поеданием мяса мертвого человека.

Имена великих людей, служивших народу, служивших добру, всегда будут сиять. Их ничем не посрамить. А вот себя хулители подвергают проклятию в обоих мирах. Образумьтесь, дорогие!

Муса Асхабов. 14 Октября 2023 года.